Но он никогда ее не выберет, так ведь? Камео навсегда останется завоеванием, незначительным, легко забываемым. Словно у нее было право судить. Но. Он не станет за нее бороться, если — когда — она о нем забудет.

«А кто стал бы?» — спросил Несчастье.

— Ты не получишь желаемого сегодня вечером, — сказала Камео мягко. — На самом деле, тебе лучше уйти.　

Прежде чем она начнет плакать.

Виола, богиня Загробной жизни, тайное любимое дитя своих родителей, которых она отказывалась называть, и настоящая сорвиголова, скрестила руки на груди и посмотрела на Урбана и Ивер. Пара серьезно мешала ее планам спрятаться от монстра, стащить могущественные артефакты, потерянные уже несколько веков, и объединить различные духовные реальности. Ее право по рождению!

Что хорошего в королеве без королевства?

— Перестань на нас так смотреть, — огрызнулась Ивер.

— Как так? Словно вы мерзкие маленькие существа? Ну, тогда у меня для вас экстренные новости. Вы и есть мерзкие маленькие существа.　

Виола вздрогнула. Несмотря на отсутствие опыта в заботе и кормлении кого-то моложе двухсот лет, она была уверена, что стала няней.

Дети искали ее внимания, неважно проявляли они это или нет. Они не могли сами себе помочь. Никто не мог. Она могла бы наложить лапу и повесить бирку на великолепного Лазаря, если бы захотела. Но какая женщина в здравом уме захочет мужчину, который смотрит на другую, как на единственный путь на небеса?

«Не я».

Она уже наступала на эти грабли.

Ивер, маленькая соплячка, сказала:

— Ты ужасный человек. Я ненавижу тебя и хочу к маме!

Под броней, возведенной эгоистичным Нарциссизмом, Виола закричала: «Я знаю, что ужасна! Беги от меня. Сейчас же. Беги быстрее. Не оглядывайся. Я твой худший кошмар, дорогая».

— Идите… — она поджала губы и махнула пальцами, — …посмотрите, сколько игрушечных солдатиков нужно, чтобы здесь засорить унитаз. Тетя Ви должна заняться важными делами. И да, в моих словах есть скрытое послание. Вы для меня не важны.

«Не можете быть важны».

Когда она заботилась о людях, животных или вещах, то теряла их. Принцесса Зефирок был единственным исключением, поскольку частичка сердца Виолы была в его груди. В буквальном смысле! Любить его это то же самое что любить себя.

Ивер, грязная маленькая проказница, уперла руки в бедра.

— Мы важнее всего на свете. Так всегда говорит мама.

Нарциссизм забился внутри головы Виолы, подавая признак того, что она приближается к опасной зоне. Нужно незамедлительно принять меры.

Она наклонилась и оперлась ладонями в колени.

— Мне неудобно говорить за всех матерей в мире, но я совершенно уверена, что они все говорят своим детям, будто они важны. Это закон. Но — тебе будет трудно это принять — матери лгут. Пока ты не сможешь защитить тетю Ви от ее армии поклонников, ты просто помеха.

Урбан склонил голову в бок, спокойный, как летнее утро, и серьезный, как сердечный приступ.

— Я могу сжечь тебя до смерти.

— Ошибаешься. Ты можешь только поджечь меня. — Она погрозила пальцем перед его лицом. — К сожалению для тебя, я смогу поблагодарить тебя, что согрел меня в морозный день.

— Ты не восприимчива к моему огню. Таких людей не существует.

Она похлопала его по голове.

— Посмотрите, кто заговорил как взрослый.

Он клацнул зубами на нее, соперничая в этом с отцом.

— Осторожно, — сказала ему Виола. — Сломаешь мой палец и заплатишь за это.

— Что это значит? — Ивер топнула ногой, лед в ее венах проявился на поверхности ее кожи. — Ты говоришь глупости.

«Почему ты вообще пытаешься наладить контакт с низшими существами?» — недовольно заговорил Нарциссизм в ее голове.

«Еще ближе к опасной зоне…»

— Ты знаешь, что такое глупость? Этот разговор, — бросила Виола. — Теперь. Вы двое собираетесь что-то уничтожить или нет?

Маленькая девочка раздраженно подняла руки.

— Конечно.

Урбан посмотрел на Виолу с… симпатией?

— Тебе нравятся разрушения?

«И еще один сражен наповал моим великолепием».

— Разве не всем они нравятся? — Виола нежно погладила по подбородку.

— Нет, — ответил он. — Ты мне нравишься.

— Конечно. Тебе и всем, с кем я когда-либо встречалась. Вероятно, и людям, с которыми я никогда не виделась.

— Она не может тебе нравится. — Ивер хмуро посмотрела на брата. — Тебе могу нравиться только я, иногда мама и папа.

— Ну, теперь мне нравится она. — Он уставился на Виолу и сказал: — Я тоже должен тебе нравиться.

— Нет, спасибо, малыш. — Она не просто теряла людей, животных и вещи, которые любила, она становилась свидетелем их уничтожения. Нарциссизм настаивал, чтобы она угождала ему и никому другому и наказывала всех, кого он посчитал конкурентом. Так что. Ради спасения жизни мальчика, Виола беззаботно добавила: — Ты младенец. Мне же нравятся мужчины.

Ивер ударила брата в плечо, оставив льдинки на его рубашке. Виола скрыла улыбку ладонью. У маленькой мышки был характер.

Она почти жалела мужчину, который влюбится в Ивер. Ему бы пришлось спасаться не только от брата, отца, дядей и тетей девочки, но и также от нее самой.

Без сомнения мужчина посчитает такую возможность честью. Ивер вырастит в сногсшибательную красавицу, которую возжелает каждый встречный.

С рыком Нарциссизм ударился о череп Виолы.

«Я сногсшибателен. Я! Больше никто».

Ее щеки побледнели.

— Если ты собираешься зависнуть со мной, то придется привыкнуть жить в тени моего удивительного очарования, — обратилась она к Ивер. — Я неотразима, дорогая. Всегда была, всегда буду. Возраст не имеет значения.

Демон удовлетворенно замурлыкал, и Виола облегченно выдохнула.

— Теперь. — Она постучала кончиками острых ногтей по подбородку. — О чем мы говорили, прежде ты так грубо меня прервала?

— Что ты самый великолепный человек в истории, — ответила Ивер, явно насмехаясь.

Верно.

— Это так.

Она замерла, чтобы полюбоваться кольцом с драгоценными камнями на пальце. Предыдущий владелец устроил настоящую драку, когда Виола украла украшение. Пока Принцесса не закусил его внутренними органами.

Кольцо могло перенести ее из одного духовного мира в другой без Жезла Разделения. Идеальный инструмент для побега.

Вздох удивления и ужаса вырвал Виолу из мыслей. Ивер и Урбан смотрели в окно, их маленькие тела сильно напряглись. Она бросилась к ним, закрыв собой от угрозы, какой бы она не была, мысленно подсчитывая вознаграждение, которое потребует у Мэддокса и Эшлин за такой поступок.

Вздох удивления и ужаса вырвался из ее рта.

Огромные окна оказались открыты, и за ними появился мужчина. Крылатый мужчина. Фантастический и каким-то образом идеальный крылатый мужчина. Его черты лица выглядели слишком заостренными, но сильными и суровыми, их обрамляли длинные темные волосы, развивающиеся от ветра, которого она не почувствовала. Его глаза были бледно-голубыми, почти белыми. Мышцы — такими большими и рельефными, что выпирали. Синяя кожа была темнее глаз, но все равно бледной, как у ледяного демона, и Виола разрывалась между ощущениями: не нравится ей это… или нравится.

Его крылья, казалось, источали зло. Кончики были окрашены черным, темные вены извивались сверху вниз.

Он указал изогнутым черным ногтем в ее направлении и сказал единственное слово.

— Оставь.

Его голос был грубым и резким, как и его черты лица.

Ее сердце бешено заколотилось. Нарциссизм оставался поразительно тихим. От благоговения? Или отвращения? Возможно, от страха?

Незваный гость носил набедренную повязку, и больше ничего, его скульптурное тело великолепно смотрелось. Ноги были босыми, а ногти на ногах — такими же черными как кончики перьев.

— Эм, я, пожалуй, откажусь, — сказала ему Виола. — Другими словами, спасибо, но нет.

— Оставь, — повторил он. Спустя секунду он поднялся в воздух и исчез в темном небе.